Зимой записывала что-то для себя. Сейчас выложу здесь.
Мы стояли с ней на остановке. Рядом рынок. Вокруг дребезжали трамваи, ходили люди, торговали медом и подсолнечным маслом, а также носками, халатами и тапками. Снег, холодно. У нее красивое, усталое лицо. У ее дочери саркома Юнга. Мы уже попрощались, когда она сказала: я верую! И ее лицо удивительно изменилось. Изменилась речь обычной горожанки. Слова стали другими. Я стала, как дитя – сказала она. Ибо, зачем Он дал это горе? Только чтобы явить чудо исцеления. И эти слова не запомнились мне, но пошли сквозь меня теплом. Нас двоих словно накрыло невидимым куполом. Вокруг была тишина. И только она говорила в этой тишине о своих молитвах. Она поцеловала меня и я пошла. На краткие минуты рядом с ней я поверила. Словно она прожгла холод насквозь и дотронулась до моего сердца. Мне показалось, что я могу уцепиться за ее молитву… Нет, возжечься от нее что ли… Но пока шла до дома, погасло все. Не донесла.
